На главную страницу

Научные тексты

Книги

Воспоминания

Публицистика

Каратэ-До

Рисунки

Контакты

 

 

 

Д.И. Дубровский

Проблема идеального. Субъективная реальность

 

IV. ЕСТЕСТВЕННО-НАУЧНЫЕ И ОБЩЕНАУЧНЫЕ АСПЕКТЫ ПРОБЛЕМЫ ИДЕАЛЬНОГО

Цифры в тексте, заключенные в квадратные скобки, означают номер в списке литературы, помещенном в конце основного содержания книги. См. Литература

 

 

 

1. В чем состоит естественнонаучный аспект проблемы идеального? Типы субъективной реальности

 

Поставленный вопрос заслуживает специального обсуждения, так как ряд советских философов отрицает наличие какого-либо естественнонаучного аспекта в проблеме идеального. Признание такого аспекта объявляется иногда несовместимым с пониманием идеального и квалифицируется как «натурализм». В результате отрицается естественнонаучный аспект в проблеме сознания вообще [см., например, 91, 92, 93; 79, с. 36—37]). Таково одно из следствий социологизаторского подхода к пониманию сознания.

В отличие от подобных крайностей некоторые ученые, в частности Л. А. Абрамян, полагают, что в «проблеме сознания четко обозначен естественнонаучный аспект рассмотрения. В проблеме же идеального естественнонаучный аспект, напротив, полностью отсутствует» [7, с. 103]. К сожалению, автор не дает ясной и сколько-нибудь развернутой аргументации приведенного заключения. «Идеальное, – пишет он, – это социально обусловленный продукт духовной деятельности, который приобрел значение общественного явления» [7, с. 103]. Значит, идеальное не может иметь естественнонаучного аспекта, потому что оно есть сугубо общественное явление. Но ведь и сознание есть сугубо общественное явление. Почему же тогда оно имеет естественно-научный аспект, а идеальное нет?

Л. А. Абрамян подчеркивает, что идеальное есть «сторона сознания», что «идеальное никак не может быть выведено за пределы сознания» [7, с. 103]. Тем самым признается, что категория идеального есть необходимый предикат «сознания». Но это ведь означает, что везде, в любых научных контекстах, где речь идет о сознании, так или иначе, явно или неявно фигурирует и категория идеального. Нельзя адекватно изучать сознание, не учитывая, что оно представляет собой субъективную реальность.

Хотя Л. А. Абрамян верно отмечает нетождественность понятий сознания и идеального, с его общим заключением мы не можем согласиться. Если признается, что проблема сознания имеет естественно-научный аспект, то это должно означать, что таковой присущ и проблеме идеального, ибо понятие идеального выражает фундаментальную характеристику сознания, которая не может быть обойдена при любых естественно-научных интерпретациях феномена сознания. Остановимся на этом подробнее.

Выясним вначале, что значит «иметь естественнонаучный аспект»? Применительно к проблеме сознания это, видимо, означает, что истолкование понятия сознания имеет свою опору не только в общественных науках, но и в естествознании. Хорошо известно, что В. И. Ленин придавал первостепенное значение естественно-научному обоснованию диалектико- материалистического понимания сознания как свойства высоко-организованной материи. С этой целью он постоянно использовал положение «сознание есть функция мозга», которое является не философским, а естественнонаучным, рассматривая его как важный аргумент против идеалистических трактовок сознания. Утверждение, что «дух не есть функция тела», означает, согласно В. И. Ленину, идеализм [4, т. 18, с. 88]; «божеской стала у Гегеля обыкновенная человеческая идея, раз ее оторвали от человека и от человеческого мозга» [4, т. 18, с. 238—239]. «Ощущение зависит от мозга, нервов, сетчатки и т.д., т.е. от определенным образом организованной материи» [4, т. 18, с. 50].

Эти положения, в которых подчеркивается необходимая связь философии и естествознания, направлены не только против идеалистического отрыва сознания от определенным образом организо-ванного материального субстрата, но и против абстрактно-социологизаторских трактовок сознания, игнорирующих его «природный» аспект.

Разумеется, надо четко различать философский и естественно-научный планы исследования сознания, не смешивать философскую проблему «материя и сознание» с широкой научной проблемой «сознание и мозг». Однако столь же важно не упускать из виду их существенную связь, которая как раз и выражает естественно-научный аспект проблемы сознания. А это значит, что успехи исследования сознания как функции мозга способны обогащать философское понимание сознания, стимулировать его дальнейшее развитие.

Новейшие достижения зоопси-хологии, психофизиологии, нейрофи--зиологии, нейропсихологии, психо-фармакологии, нейролингвистики, нейрокибернетики, психиатрии и ряда других направлений естественно-научных исследований имеют существенное значение для обогащения и углубления философской проблемы сознания. Обзор этих достижений и рассмотрение их влияния на разработку философской проблематики могли бы составить предмет многих монографий. Для наших целей мы ограничимся отдельными примерами.

Прежде всего, хотелось бы отметить впечатляющие успехи в изучении психики животных, достигнутые зоопсихологией и зоосемиотикой [255]. Результаты этих исследований ставят много новых вопросов, касающихся предпосылок человеческого сознания и его качественной специфики. Вместе с тем они раскрывают исключительную сложность психики животных, особенности присущей высшим животным субъективной реальности. То, что у животных есть своя, во многом еще непонятная нам субъективная реальность, свой «внутренний мир», в некоторых отношениях аналогичный человеческому, не подлежит сомнению. Однако мы зачастую довольствуемся упрощенными представлениями о психике животных.

Границы аналогии между субъективной реальностью животных и человека слабо исследованы. Новейшие результаты зоопсихологии и зоосемиотики позволяют думать, что эти аналогии являются более многочисленными, чем предполагалось ранее, что категории высшего и низшего далеко не полно отображают соотношение между человеческим сознанием и психическим отражением у животных, что генетическая связь между ними не столь прямолинейна (ибо животным присущи и такие способы психического отражения и психической саморегуляции, которых нет у человека).

Некоторые советские философы, признавая наличие у животных субъективной реальности, считают возможным распространять категорию идеального и на эту область психических явлений. Таково, например, мнение А. Г. Спиркина [195, с. 75]. Справедливо подчеркивая общие черты психики человека и животных, В. С. Тюхтин рассматривает субъективную реальность животных как «промежуточный уровень идеального» [212, с. 209], т.е. в качестве низшего уровня отражения в идеальной форме. При этом он убедительно показывает необходимость учитывать естественно-научный аспект проблемы идеального, результаты конкретных исследований отража-тельной деятельности мозга человека и высших животных, которые раскрывают природу психического отражения именно как функцию определенным образом организован-ного материального субстрата.

Для В. С. Тюхтина то, что именуется идеальным, есть не более чем особое функциональное свойство высокоорганизованной материи. И чрезвычайно важно понять, каковы конкретные «механизмы», реализующие это свойство, каким образом мозг осуществляет субъективно представленное для индивида отображение внешних объектов. Здесь нет искусственно создаваемой иногда пропасти между философским пониманием субъек-тивного образа объективного мира и конкретно-научным изучением психического отражения, наоборот, есть тесная взаимосвязь. Мы целиком разделяем такой подход.

Разумеется, это лишь один из аспектов анализа проблемы идеального. Теоретические обобщения, производимые в этой плоскости, логически совместимы с результатами анализа проблемы идеального в гносеологическом плане (и в других плоскостях). Более того, фунда-ментальные результаты естественно-научных исследований способны корректировать философские представления о тех или иных формах отражения. Достаточно указать на успехи физиологического исследования сенсорных процессов, которые раскрыли кодовую природу ощущений и ряд важнейших механизмов самого процесса превращения энергии внешнего раздражения в факт сознания [194]. Результаты этих исследований, не ставшие еще, к сожалению, предметом основательного философ-ского анализа, выдвигают новые принципиальные вопросы перед гносеологией чувственного отражения, позволяют, в частности, говорить, как это показано Н. И. Губановым, о диалектике образного и знакового в каждом акте чувственного отражения [59, 60].

Что касается вопроса о сфере использования категории идеального, то, по нашему мнению, ее целесообразно ограничить субъек-тивной реальностью человека. Основание для этого мы видим в качественном отличии человеческой субъективной реальности от субъективной реальности животных. Структура последней скорее всего свободна от бимодальности, ей не присущи механизмы перманентного отображения самой себя (интроспективности, рефлексии, самопроектирования). Приматы, как известно, не болеют шизофренией. Тут мы имеем иной тип целостности субъективной реальности и ее внутренней организации. Отсутствие абстрактного мышления, высокая стабильность потребностей, генети-ческая заданность основных «норм» взаимоотношений с себе подобными и особями других видов – все это указывает на качественно иной характер познавательных процессов и психической активности у животных.

Отсюда, конечно, не следует распространенное представление о примитивности психики высших животных. Крайняя ограниченность наших знаний об их «внутреннем мире», обусловливающая стойкость упрощенных моделей животной психики, сохранится, видимо, до тех пор, пока человек не выработает действенные средства коммуникации с животными, основанные на признании самоценности всякого живого существа. По аналогии с психикой человека зафиксированы общие ей и психике животных черты; таким же способом определяются и те психические свойства, которые у животных отсутствуют. Но мы, наверное, не знаем многих существенных психических свойств, которые есть у животных и которых нет у человека. На это указывают факты поведения животных, которые мы не в состоянии объяснить, опираясь на привычные средства (рефлексы, инстинкты и пр.) и даже на аналогии со способностями людей (например, кошка, будучи увезена на самолете за 170 км, сразу же безошибочно находит верное направление к дому) [155].

По нашему мнению, попытка охватить категорией идеального и психику животных не лишена рационального момента. Тем самым желают подчеркнуть генетическую связь сознания с психикой животных, то общее, что есть между ними, а главное – само наличие у животных особой субъективной реальности. Однако такая расширительная трактовка категории идеального встречает свои трудности, влечет известный диссонанс с традиционным значением этой категории. Поэтому, признавая наличие специфической субъективной реальности у животных, лучше ограничить объем категории идеального лишь человеческой субъективной реальностью, т.е. социальным качеством. Соответ-ственно субъективная реальность животных должна быть выделена в особую категорию и обозначаться другим термином.

Это позволяет фиксировать, во-первых, качественное отличие сознания от животной психики и, во-вторых, их определенную общность, т.е. взять понятие субъективной реальности в его родовом значении. Другими словами, признается наличие двух качественно различных типов субъективной реальности, а это предполагает определение понятия субъективной реальности в его общем виде. Последнее выражает то существенно общее, что свойственно и человеку и животным, а именно способность психического отражения и управления, наличие чувственных образов, эмоциональных и других субъективных состояний.

Мы сознаем несовершенство приведенного определения субъективной реальности как родового понятия. Но надеемся, что наша мысль ясна читателю. Речь идет об особом, «внутреннем» функциональном свой-стве сложной самоорганизующейся системы. Субъективная реальность может иметь разную структурную организацию и разные по «содержанию» компоненты, или наборы, модальностей психических состояний, но это не затрагивает сути того, что именуется субъективной реальностью (например, у человека есть абстрактное мышление, а у животных его нет, но у тех и у других имеются некоторые аналогичные субъективные состояния, знаменующие внутреннюю активность, которая прекращается в период глубокого сна или комы).

Здесь остро ощущается недоста-точность наличных психологических и философских терминов для обозначения самой сути субъективной реальности, которая представляет особый информационный процесс, протекающий в сложной самоорганизующейся системе. Заметим, что понятие субъективной реальности не тождественно понятию психического, ибо последнее включает и поведенческие акты в целом, и ряд информационных процессов, протекающих за порогом субъективно реальных для данной системы состояний.

Естественно, что существо субъективной реальности вообще мы пытаемся уяснить по аналогии с общими характеристиками челове-ческой субъективной реальности или какого-либо ее компонента, привычно вычленяемого посредством обыден-ного, психологического или философского языка. К примеру, чувственный образ есть явление субъективной реальности. Утверждая это, мы можем абстрагироваться от всех его конкретных признаков (данного содержания, ценностных моментов, адекватности и т.п.), сохранив лишь указание на то, что это индивидуальный, актуально сущест-вующий (как «текущее настоящее»), субъективно переживаемый процесс.

Поскольку субъективная реаль-ность есть особое функциональное свойство самоорганизующейся си-стемы, ее тип зависит от качественной специфики этой системы (уровня развития, способов функционирова-ния). Пока нам известны только два типа субъективной реальности. Однако ими нельзя ограничиваться в принципе. Это вытекает из теоретического допущения возможности существо-вания внеземного разума. Признав такую возможность, мы вправе предположить, что представители некоей внеземной цивилизации Z обладают субъективной реальностью, качественно отличной от нашей, причем, быть может, в такой же степени, в какой наша отличается от субъективной реальности животных. Однако качественное отличие не исключает их инвариантности по ряду существенных признаков (подобно тому как инвариантны в некоторых отношениях два земных типа субъективной реальности). Это создает принципиальную возможность взаимопонимания.

В равной степени можно предположить существенное или даже качественное изменение в будущем – в результате длительной эволюции – человеческой субъективной реаль-ности, а также возможность создания нового типа субъективной реальности искусственным путем, в результате развития кибернетического констру-ирования. Последнее предположение логически следует из посылок функционального подхода к объяснению жизни и разума. Современные кибернетические устройства великолепно реализуют формально-логические операции и некоторые другие психические функции, но говорить о наличии у них субъективной реальности нет никаких оснований. Тем не менее принципиальная возможность возник-новения субъективной реальности на путях кибернетического конструиро-вания поддается достаточно убедительному теоретическому обоснованию, хотя и бросает вызов здравому смыслу и многим привычным концептуальным и ценностным установкам (эти вопросы подробно обсуждались нами в других работах: [72, § 18; 75, с. 106—107, 119—121; 248]).

Положение о множественности типов субъективной реальности имеет важное философское значение, так как содействует отходу от сугубо антропоцентристски ориентированного мировоззрения и мироощущения. На подступах к проблеме различия типов субъективной реальности находятся сейчас те дисциплины, в которых доминируют естественнонаучные методы исследования (сюда относятся также быстро развивающиеся в последние годы общенаучные подходы и концепции). Мы имеем в виду прежде всего исследования психики животных [130, 219 и др.], проблематику искусственного интеллекта [156, 162 и др.] и поиска внеземных цивилизаций (см. раздел «Проблема поиска внеземных цивилизаций» в [17]). Легко представить, какое большое влияние на философию оказал бы научно обоснованный факт встречи с внеземным разумом.

Отрицание естественнонаучного аспекта проблемы идеального проистекает из чрезмерно жесткого противопоставления естественно-научного и общественно-научного знания, что противоречит их усиливающейся интеграции в целом ряде актуальнейших современных проблем и уже полученных результатов исследований.

Такое отрицание отрывает философию от науки и реальной общественной практики, оно является следствием заведомого сужения философской проблематики, слишком упрощенного, догматического ее истолкования. С таких позиций, как мы уже видели, анализ субъективной реальности, ее типов и ценностно-смысловой структуры исключается из компетенции философии, переадре-суется психологии.

В действительности выяснение такой, например, черты субъективной реальности, как единично-уникальная форма ее существования, есть прежде всего задача философского анализа. Но продвижение в этом направлении вряд ли возможно без учета результатов и перспектив естественнонаучных и биосоциальных исследований. Важное философское значение имеют здесь работы по генетике психических различий. Они показывают, что уникальная целостность субъективной реальности каждого человека, ее неповторимость обусловлены не только социальными, но и генетическими факторами [76].

Чрезвычайный интерес для осмысления структурно-динамических особенностей субъективной реальности представляют исследования по функциональной асимметрии головного мозга и разделению больших полушарий [66, 266], Их результаты дают обширный материал для философского анализа таких проблем, как тождество личности, характер связи модальностей «Я» и «не-Я» в структуре субъективной реальности, единство чувственного и рацио-нального, взаимоотношение языка и мышления и др. [1] Прямое отношение к разработке этих проблем имеют данные новой комплексной научной дисциплины — стереотаксической семиологии, базирующейся на опыте диагностики и лечения больных путем введения в головной мозг микроэлектродов [190]. Эта дисци-плина, без преувеличения, открывает новую главу в изучении мозговой организации психических функций человека, сложнейших проявлений его сознательных состояний.

Естественнонаучный аспект проблемы идеального в наибольшей мере связан с традиционной психофизиологической проблемой, которая обычно интерпретируется и обсуждается философами в концеп-туальных рамках психофизической проблемы. Последняя, как известно, ставит, вопрос о связи духовного и телесного, затрагивает важнейший аспект отношения идеального и материального. И нужно признать, что сама постановка психофизической проблемы в той форме, которую ей придал Декарт, в основном сохраняет смысл, так как позволяет четко разграничить материалистическое, дуалистическое и идеалистическое ее решение. Эта проблема продолжает оставаться в центре внимания тех естествоиспытателей, которые стремятся осмыслить связь явлений сознания с деятельностью мозга. Относящийся сюда круг вопросов уже подробно рассматривался [75]. В частности, было показано, что обсуждение психофизиологической проблемы сопровождается острой идейной борьбой, противоборством материализма и дуализма. Ее центральным разделом выступает проблема «сознание и мозг». Представление о масштабах и успехах разработки этой проблемы, а также о неизбежности философских выводов из этих исследований дает ряд публикаций [32, 188а, 245, 268, 271], отражающих наиболее крупные достижения в этой области за последние десять - пятнадцать лет и наиболее мучительные вопросы, связанные с истолкованием сознания как идеального. Показательно, что для защиты дуалистической позиции при решении таких вопросов, как творческая активность сознания и свобода воли, по-прежнему широко используются аргументы из области указанной проблемы [273].

В этой связи нельзя обойти тот факт, что сторонники социологиза-торского подхода к сознанию, отвергая естественнонаучный аспект проблемы идеального, вообще отрицают психофизическую (и психофизиоло-гическую) проблему [2]. Такое отри-цание, конечно, является произвольным и вряд ли нуждается в критических комментариях.

Естественнонаучные подходы к исследованию сознания как особого свойства высокоорганизованной материи носят в подавляющем большинстве случаев узкоаналити-ческий характер, т.е. делают предметом изучения какой-либо один фрагмент, одно проявление, одну общую черту сознания (например, восприятие как сознательный акт, мышление, состояние бодрствования, те или иные расстройства сознания и т.д.). При этом выделяется некоторый межличностный инвариант данного фрагмента, проявления сознательного процесса (см. [72, гл. V, § 17]), скажем «зрительное восприятие человека» или «зрительное восприятие человеком определенных геометрических форм». Здесь доминирует формально-оперативное описание объекта исследования, которое отвлечено от конкретного содержания сознательного акта, не схватывает его личностных особенностей.

Вполне понятна ограниченность, абстрактность, «функциональность» такого рода изучения сознания. И тем не менее это важный подступ к пониманию сознания как конкретной целостности (не говоря уже о практическом значении подобных исследований в области медицины, педагогики, инженерной психологии и т.п.).

В последнее время, однако, успешно развиваются новые подходы, сохраняющие в главном свой естественнонаучный профиль, но ассимилирующие методы психоло-гического, психиатрического, лингви-стического, кибернетического анализа. В них объектом исследования становятся уже личностные инварианты сознательных актов, включающие не только формально-оперативное, но и содержательное описание. Примером этого служат впечатляющие результаты расшиф-ровки мозговых кодов психической деятельности [33]. Они открывают новые перспективы исследования сознания как функции мозга, свойства высокоорганизованной материи. Любые характеристики сознания как субъективной реальности так или иначе представляют собой функциональные свойства мозговой деятельности и подлежат изучению в этом ракурсе. Как показывает опыт последних десятилетий, продвижение научного познания в этом направлении предполагает дальнейшее углубление интеграционных процессов между естественно- научными и общественно-научными дисциплинами. Важным фактором углубления этих процессов служат общенаучные средства познания.

Итак, мы попытались показать, что признавать очевидный естественно-научный аспект проблемы сознания и отрицать таковой в проблеме идеального нелогично. Причины подобного отрицания лежат в традиционном разрыве категориальных структур естественнонаучного и гуманитарного знания. Действительно, не существует прямых логических переходов от описания явлений сознания как определенного содержания, смысла, как ценности, интенциональности, цели, волеизъявления и т.п. (что выражается на языке гуманитарного знания и фиксируется в качестве идеального) к описанию высокоорганизованной материальной системы с ее пространственными и субстратными характеристиками, физическими свойствами, химическими процессами (что выражается на языке естествозна-ния). Поэтому непосредственная интер-претация категории идеального посредством категорий естествознания, конечно, невозможна (как могут интерпретироваться, скажем, категории материи, движения, пространства, времени, причины, закономерности и т.д.).

В этом отношении категория идеального весьма отличается от других основных категорий диалектического материализма. Но интерпретация становится возможной, если ввести посредствующие логии-ческие звенья, формирующиеся сейчас на общенаучном уровне. В роли таких звеньев выступают, в частности, категория информации и ряд тесно связанных с нею понятий. Они позволяют осуществить логическую связь между категориями естественно-научного и гуманитарного знания и создают возможность интерпретации категории идеального применительно к естественнонаучным исследованиям соответствующих аспектов проблемы сознания. Тем самым повышается методологическая роль категории идеального в разработке проблемы сознания на частно-научном и общенаучном уровнях познания.

 

2. Идеальное и информация

 

Поскольку вопрос о соотношении категорий идеального и информации нами уже подробно рассматривался [75, гл. IV, § 12], мы ограничимся кратким изложением нашей позиции и затем выскажем ряд дополнительных соображений, касающихся информа-циионной трактовки идеального.

Понятие информации берется нами в категориальном смысле – как «содержание сообщения» (Н. Винер), содержание отражения на уровне самоорганизующихся систем [3]. Информация необходимо воплощена в материальном (точнее, субстратном, физическом) носителе, который выступает как ее код. Информация существует лишь как особое, функциональное свойство высоко-организованной материальной систе-мы. Она «представляет» в этой системе некоторый значимый для нее объект, в силу чего имеет не только формальный, но и содержательный (семантический) и ценностный (прагматический) аспекты. Отношение между информацией и ее кодовым воплощением, вне которого она не существует, является однозначным в каждом конкретном случае. Но в принципе одна и та же информация (одна и та же по формальным, содержательным и ценностным характеристикам) может быть воплощена и передана посредством разных носителей, кодов, разных по пространственным, временным, суб-стратным, энергетическим и прочим физико-химическим характеристикам. Это мы называем принципом инвариантности информации по отношению к свойствам ее носителя. Указанный принцип, как мы думаем, имеет фундаментальное значение, ибо он позволяет осмыслить исторический (в известном смысле творческий) характер кодовых новообразований.

Категория информации является понятием общенаучного уровня (во всяком случае очень широким, используемым в большинстве областей научного знания). Своим развитием оно обязано не только кибернетике и теории информации, но и семиотике, науковедению и ряду других дисциплин. Поскольку информация существует только в кодовой форме, она включает и описание кодовой зависимости, т.е. связи данной информации с данным кодовым носителем. Тем самым возникает возможность объединения в одной теоретической плоскости содержа-тельно-ценностного описания информа-ции как таковой (специфичного для языка гуманитарных дисциплин) с описанием ее носителя (кода), производимым в рамках катего-риальной структуры естествознания (в понятиях пространственных пара-метров, субстратных свойств, массы и энергии и т.п.).

Это обстоятельство указывает на чрезвычайно важную интегративную функцию категории информации и непосредственно связанных с ней понятий, которая выполняется ими на стыке гуманитарного и естественно-научного знания. Именно поэтому данная категория может служить связующим логическим звеном между философской категорией идеального и теми понятиями, в которых отображаются результаты исследования сознания в естественнонаучном плане.

Как известно, в нашей литературе представлены два способа истолкования информации – атрибутивный и функциональный. Сторонники первого полагают, что информация есть свойство, присущее всей материи, в том числе всякому объекту неживой природы. Сторонники второго рассматривают информацию только как свойство самоорганизующихся систем, которое возникает на уровне жизни. Мы придерживаемся функционального подхода к пониманию информации. Можно выделить четыре основные формы существования информации: 1) допсихическая (например, на уровне ДНК-РНК-белок и др.), где отсутствует субъективная представленность со-держания информационного процесса; 2) психическая, определяемая наличием субъективной представленности содержания информационного про-цесса, начиная с ощущений и эмоциональных реакций и кончая сознанием. Эта форма существования информации включает субъективную реальность как животных, так и человека с учетом, разумеется, их качественного различия; 3) анималъно-опредмеченная, т.е. воплощенная в продуктах деятельности и «следах» поведенческих актов животных (гнездо птицы, «орудия» обезьян, отпечатки лап на песке и т.п.); 4) социалъно-опредмеченная, охватывающая результаты деятельности человека, причем как те, с которыми он сохраняет контакт, осуществляя их распредмечивание, так и те, которые никем не распредмечиваются.

Приведенная классификация преследует лишь одну цель: подчеркнуть отличие психической формы существования информации от допсихической и внепсихической (может быть, лучше сказать даже – послепсихической) форм. Поскольку информация рассматривается как содержание отражения самооргани-зующейся системой некоторого объекта, несет в себе ценностное отношение и выступает в качестве фактора управления, использование понятия информации для описания и объяснения психических явлений вполне правомерно [4]. И оно действительно широко применяется для решения концептуальных задач не только в различных отраслях психологии, но также в области психотерапии (см., например, [150]) и большой психиатрии (см., например, [253]).

Вполне естественно, на наш взгляд, определять всякое явление субъективной реальности, в том числе всякое явление сознания, в качестве информации. Любой акт сознания интенционален, это всегда информация о чем-то. Когда же говорят о сознании индивида как целостности, то оно может интерпретироваться в виде информационной структуры. Разумеется, признак «быть информацией» выступает как один из многих предикатов сознания. Поэтому неосновательны утверждения о том, что тут якобы сознание «подменяется» информацией, недооценивается фило-софское понятие сознания, допускается «кибернетический редукционизм» и т.п. Определение явления сознания посредством понятия информации фиксирует и конкретизирует лишь одно «измерение» многомерной смысловой структуры категории сознания и не претендует на большее.

То же самое относится и к определению категории идеального посредством понятия информации. Такая интерпретация категории идеального позволяет четко зафиксировать и сделать предметом более глубокого анализа специфи-ческий способ «представленности», «данности» информации человеку и особенности функционирования этой информации в форме человеческой субъективной реальности с ее самоотображением и самопреобразова-нием, с характерной для нее свободой движения ее «содержания». Последнее не сковано объективными простран-ственно-временными рамками и наличными предметными определен-ностями и поэтому способно в мыслях, мечте, воображении, надежде покидать настоящее и местное, пересекая какие угодно пространственные и временные границы, конструировать «воздушные замки», небывалые вещные формы и человеческие отношения, разыгрывая в себе и с собой все новые, бесконечно разнообразные игры. В этом ракурсе идеальное есть не что иное, как данность информации в «чистом» виде и способность оперировать ею с высокой степенью произвольности.

В действительности, конечно, информация не существует в отрыве от своего материального носителя. Информация, данная человеку в виде явлений его субъективной реальности (как его чувственные образы, мысли, цели и т.п.), необходимо воплощена в определенных мозговых нейродина-мических системах, которые являются материальными носителями этой информации. Но последние не отображаются в субъективной реальности, «закрыты» для непосредственного отображения. Когда я вижу предметы, думаю о чем-то, воображаю ту или иную ситуацию, то это и есть данность мне некоторого динамического «содержания» того, что отображается в моих чувственных образах, мыслях, мечтах, т.е. определенной информации о внешних объектах и самом себе.

Но мозговые носители этой информации для человека начисто элиминированы, им не ощущаются. Он не знает, что происходит в его мозгу, когда оперирует всевозможной информацией. И это составляет кардинальный факт человеческой психической организации, который и обозначается как данность человеку информации в «чистом» виде, что равнозначно данности информации в виде явлений субъективной реальности, т.е. в идеальной форме.

Здесь нужно еще раз уточнить тот аспект, в котором категория идеального допускает интерпретацию посредством категории информации. Ведь всякая информация необходимо воплощена в конкретном материальном носителе, т.е. в определенном коде. Следовательно, в этом смысле всякая информация выступает как объективно существующая кодовая зависимость, и для категории идеального не остается места. В этом отношении все формы существования информации равно-правны.

То, что называется идеальным, связано лишь с одной формой существования информации – психической – и характеризует лишь один, специфически социальный способ представленности информации: данность индивиду информации в «чистом» виде, т.е. в виде явлений субъективной реальности, и его широчайшие оперативные возможности преобразования этой информации, т.е. своей субъективной реальности.

Поэтому трудно согласиться с теми авторами, которые стремятся отождествить идеальное со способностью материальных объектов содержать информацию вообще. Подобная слишком широкая трактовка идеального обусловлена зачастую неявным отождествлением «идеаль-ного» и «отражения». Это проявляется, например, у А. А. Братко и А. Н. Кочергина, когда они пишут, что «аспекты «идеальности» и «материальности», хотя и с разной силой, всегда проявляются в любом процессе...», что «при сравнении так называемых «материальных» и «идеальных» процессов установить четкой грани между ними не удается, а, следовательно, ни о каком процессе мы не можем сказать, что он только идеальный или только материальный. Самый «материальный» процесс что-то отражает и в какой-то степени является прединформационным, а самый «идеальный» процесс не может проходить вне и без участия материи» [43, с. 19].

Неужели, например, о процессе радиоактивного распада мы не можем сказать, что «он... только материальный»? И разве действительно не удается «установить четкой грани» между живой человеческой мыслью и явлением тропизма у растений? Приведенные высказывания пред-ставляются нам не вполне корректными, и прежде всего потому, что в них термину «идеальное» придается такое значение, которое трудно отличить от значения термина «материальное».

Как результат отражения информация всегда вторична. Как воплощение в своем коде она всегда материальна. Категория же идеального в этом плане может быть корректно использована лишь для описания одного из способов «представлен-ности» информации человеку. Ведь многие информационные процессы, протекающие в человеке и имеющие фундаментальное значение, не достигают качества субъективной реальности, осуществляются на допсихическом уровне, в «темноте». На этом уровне информация есть только объективно реальное функциональное отношение. Таковой она является в принципе и на уровне сознательных процессов, но здесь отображение как бы удваивается; его «содержание» фиксировано в определенной организации мозгового кода, в виде эквивалентной нейродинамической структуры, но вместе с тем это «содержание» представлено для личности в его «чистом» виде, т.е. в виде информации как таковой, «не отягощенной» субстратной организа-цией ее носителя (кода).

Поясним это при помощи аналогии; когда я говорю «дождь идет», то это «содержание» фиксируется в речевом коде, реализуется соот-ветствующей звуковой, фонематиче-ской организацией (последняя же обусловлена эквивалентной нейро-динамической организацией в головном мозгу, обеспечивающей согласованную работу мышц речевого аппарата). Но для меня как личности, да и для того, кто воспринимает и понимает эти мои слова, указанное «содержание» представлено в «чистом» виде, как мысль, образ. Несмотря на это, при желании мы можем проанализировать и описать звуковую организацию речевого кода, который несет определенное «содержание».

Именно эта кардинальная особенность информационного про-цесса у человека и соответствует тому, что на философском языке обозна-чается как субъективная реальность. И если мы хотим изучать человека как сознательное социальное существо, то качество субъективной реальности ни под каким предлогом не может быть изъято или же редуцировано к объективной реальности. Способность иметь «информацию» в «чистом» виде и оперировать ею возникла и совершенствовалась в процессе социального развития. Она и выделяет человека из числа всех живых существ и знаменует новый тип самоорганизации, ибо обусловливает качественно более высокий уровень активности (отобразительных, целеполагающих и конструктивно-преобразующих функций прежде всего). И лишь с позиций радикального физикализма, которому чужда идея информационной причинности и информационного взаимодействия, явления субъективной реальности могли квалифицироваться в качестве эпифеномена, т.е. никчемного, бесплотного дублера мозговой нейродинамики.

Когда пытаются установить логические связи между категориями идеального и информации, то правильнее характеризовать как идеальное именно указанную выше особую форму существования и функционирования информации, особый тип ее «представленности» для самоорганизующейся системы (обес-печивающий «легкость» и «быстроту» оперирования информацией в соответствии с целями самоорга-низующейся системы, широчайшие возможности ее преобразования и приращения, т.е. фактически то, что именуется творчеством).

В современных исследованиях человеческой психики, в которых преобладает естественнонаучная ориентация, для концептуального выражения проблем и результатов широко используется комплекс общенаучных понятий, ядром которого выступает категория информации. С этим комплексом понятий и устанавливаются логические контакты категории идеального, что имеет важное методологическое значение для многообразных конкретно-научных ис-следований психики. Это стимулирует разработку теоретических установок и соответственно новых эксперимен-тальных подходов, в которых необходимо учитывается качество субъективной реальности (а не обходится стороной, не игнорируется, не элиминируется с помощью специальных логических процедур, как, например, у бихевиористов, «научных материалистов» и прочих радикальных физикалистов).

Подчеркнем еще раз, что общенаучные средства познания (см. [56, 57, 186, 216]) выполняют сейчас первостепенную роль в процессах интеграции между естественными и социальными дисциплинами. Асси-милируя эти средства, многие классические области естествознания утрачивают былую «чистоту», включают в свой теоретический и методический аппарат познавательные результаты, оформившиеся в лоне общественных наук. Ярким примером этого может служить та отрасль нейрофизиологии, которая исследует проблему расшифровки мозговых кодов психических явлений. Сохраняя в главном свой естественнонаучный профиль, она органически включает принципы и методы лингвистики, когнитивной психологии, общие представления о сознании. Обще-научные понятия служат здесь в качестве концептуального моста между классическими категориальными структурами естествознания и социально-гуманитарного знания. Бла-годаря этому посредствующему звену и открывается возможность привле- чения для интерпретации категории идеального результатов естественно-научного иссдедования сознания как функции головного мозга.

Это важно иметь в виду, так как еще бытуют упрощенческие есте-ственнонаучные подходы к сознанию, когда осуществляется прямой логический переход от сознания и даже идеального к физическим или физико-химическим процессам. Конечно, результаты физических и особенно химических исследований могут иметь серьезное значение для развития нейрофизиологии, для понимания многих существенных аспектов информационной деятельности мозга. Однако попытки прямого выведения сознания из физических процессов, попытки построения объяснительных моделей сознания на уровне атомных взаимодействий или взаимодействия элементарных частиц и т.п., на наш взгляд, не выдерживают критики. Поэтому продуктивным в данном плане может быть лишь такой подход к пониманию сознания, который основывается на принципе системности мозговых процессов, осуществляющих информационные функции, и соответственно на понимании качественной специфики информа-ционных, кодовых структур в сравнении с сугубо физическими или физико-химическими свойствами и процессами. При таком подходе открываются некоторые новые теоретические перспективы интерпре-тации категории идеального в связи с результатами современных естест-веннонаучных исследований мозга и психики.

 

3. Перспективы интерпретации категории идеального с позиций информационного подхода к проблеме «сознание и мозг»

 

Развиваемый нами на протяжении ряда лет информационный подход к указанной проблеме уже подробно излагался [75]. Поэтому здесь мы используем лишь основные его положения применительно к разработке проблемы идеального. Предложенный подход представляет собой попытку концептуального решения проблемы «сознание и мозг» на общенаучном уровне. Как и всякая концепция, информационный подход строится следующим образом: принимаются некоторые исходные посылки, сравнительно четко сформулированные (при желании они могут быть подвергнуты тщательному критическому обсуждению!), а затем из них логически выводятся следствия, содержащие ответы на основные вопросы данной проблемы. Ниже мы приведем эти исходные посылки, о которых уже частично шла речь в предыдущих параграфах, и попытаемся придать им более точную и лаконичную форму по сравнению с тем, как это делалось в наших прошлых публикациях. Затем на их основе будут реализованы искомые объяснения (которые мы попытаемся представить в более развитом виде).

1. Исходные посылки:

1.1. Информация есть результат отображения (данного объекта определен-ной материальной системой).

1.2. Информация не сущест-вует вне своего материа-льного носителя (всегда выступает лишь в качестве его свойства – структурного, динамического и т.д.).

1.3. Данный носитель инфор-мации есть ее код (инфор-мация не существует вне определенной кодовой фор-мы).

1.4. Информация инвариантна по отношению к субстратно-энергетическим и простран-ственно-временным свойст-вам своего носителя (т.е. одна и та же для данного класса систем информация может быть воплощена и передана разными по указанным выше свойствам носителями; это означает, что одна и та же информация может сущест-вовать в разных кодах).

1.5. Информация обладает не только формальными (синта-ксическими), но также со-держательными (семантиче-скими) и ценностными (праг-матическими) характеристи-ками.

1.6. Информация может служить фактором управ-ления, т.е. инициировать определенные изменения в данной системе на основе сложившейся кодовой орга-низации (здесь мы опираемся на понятие информационной причинности).

Приведенные исходные посылки являются, насколько нам известно, общепринятыми в нашей философской литературе. Они разделяются сторонниками как функционального, так и атрибутивного истолкования информации. Правда, последние принимают положение 1.5 только в его частном виде, считая, что семантические и прагматические характеристики присущи не всякой информации, а лишь информации на уровне живых и социальных систем. Поскольку в нашей концепции понятие информации используется только в целях описания и объяснения психических явлений, то можно считать, что тут у нас нет расхождений со сторонниками атрибутивной трактовки информации.

Указанные посылки допустимо рассматривать как набор постулатов, не встречающих эмпирического опровер-жения, хотя, как мы полагаем, каждая из них может быть хорошо обоснована. Во всяком случае, мы предлагаем их для критики, ибо, для того чтобы твердо опереться на них, они должны быть подвергнуты максимальному критическому испытанию.

Если указанные посылки принимаются, то следующим шагом будет определение условий их приложения к проблеме «сознание и мозг». Для этого необходимо обосновать положение, что всякое явление сознания есть информация, и признать истинным, что всякое явление сознания есть функция головного мозга. При этом определение сознания как идеального должно сохранить свое центральное значение и стать предметом объяснения. Мы подчеркиваем это обстоятельство, поскольку многочисленные попытки решения проблемы «сознание и мозг» либо оставляют в тени указанный кардинальный пункт, либо ведут к элиминации понятия идеального как предиката сознания.

Итак, мы утверждаем, что всякое явление сознания есть информация о чем-то. Под явлением сознания имеется в виду любое актуально переживаемое сознательное состояние, любой произвольно взятый интервал сознательного состояния, несущий многообразные психические модаль-ности (чувственную, логическую, эмоциональную, волевую и т.д.). Каждый такой интервал «содер-жателен», есть отображение каких-то явлений внешнего и внутреннего мира. Сознание интенционально, оно не бывает «пустым», есть результат избирательного отражения. В этом смысле оно представляет собой информацию о чем-то, которая присуща данному индивиду.

Сознание как субъективная реальность существует только в личностной форме, конституируется как уникальная целостность, оригинальный и невозобновимый внутренний мир человека. Поэтому когда утверждается, что всякое явление сознания есть информация, то тем самым подразумевается, что это не только информация о чем-то, но также обязательно чья-то информация. Разумеется, такого рода субъектив-ность явлений сознания, как информации о чем-то, не препятствует интерсубъективности, наличию одной и той же информации у разных личностей.

Что касается утверждения «всякое явление сознания есть функция головного мозга», то оно вряд ли нуждается в специальном обосновании. Заметим лишь, что указанное утверждение ни в коей мере не противоречит тезису о социальной природе сознания, ибо человеческий мозг есть продукт антропогенеза и социального развития.

Если любое явление сознания есть информация и в то же время функция мозга, то это означает, что материальным носителем такой информации являются определенные мозговые процессы (которые на современном уровне познания описываются в большинстве случаев посредством понятия мозговой нейродинамической системы).

Зафиксируем теперь следующую группу положений информационного подхода, которые определяют возможность использования приве-денных выше исходных посылок для объяснения ряда существенных особенностей явлений сознания.

·                2.1. Всякое явление сознания (как явление субъективной реальности) есть определенная информация, присущая опре-деленному социальному ин-дивиду.

·                2.2. Будучи информацией, всякое явление сознания (субъективной реальности) необходимо воплощено в своем материальном носителе (в силу 1.2).

·                2.3. Этим носителем является определенная мозговая нейро-динамическая система (дано-го индивида).

·                2.4. Определенная мозговая нейродинамическая система (в силу 1.3) является кодом соответствующей информа-ции, представленной данному индивиду как явление его субъективной реальности (обозначим для краткости изложения всякое явление сознания, субъективной реальности через А, а мозго-вой носитель такого рода информации, ее код – через X).

Опираясь на сформулированные исходные посылки (1) и принятые нами положения (2), попытаемся ответить на те трудные вопросы, которые издавна образуют содержание проблемы «сознание и мозг». Они могут быть представлены в виде двух главных вопросов.

·                I. Как объяснить связь явлений сознания, субъективной реаль-ности (если им нельзя приписывать физические и вообще субстратные свойства), с мозговыми процессами?

·                II. Как объяснить тот факт, что явления сознания, субъектив-ной реальности, управляют телесными изменениями (способны вызывать их, регулировать и прекращать), если первым нельзя приписать физических, в том числе энергетических, свойств?

На первый вопрос в общей форме ответ уже был дан. Связь между А и X есть связь между информацией и ее носителем. Это особая функциональная связь, характеризуемая понятием кодовой зависимости. Последняя означает отношение «представлен-ности» данной конкретной информации в данном конкретном (по своей организации и по своим физическим свойствам) носителе для данной конкретной самоорганизующейся системы. Код как конкретный носитель данной информации есть элемент самоорганизующейся системы. В нашем случае это нейродинамический код (являющийся сложной системой). X есть специфический код А, вне ко-торого А не существует, поэтому А и X суть явления одновременные: если есть А, то, значит, есть X, и наоборот.

Это положение можно интерпре-тировать следующим образом: ни одно явление субъективной реальности не существует в виде некой особой сущности, т.е. обособленно от своего материального носителя. Оно непреложно объективировано в определенных мозговых процессах, что исключает идеалистическое и дуалистическое истолкование катего-рии идеального. Всякое явление субъективной реальности данной личности, протекающее в данном интервале, реализуется посредством мозгового кода типа X. Если последний дезактивируется, то это равносильно утрате соответствующего субъектив-ного переживания, замене его другим (по содержанию) или прекращению сознательного состояния вообще.

Наконец, явление субъективной реальности есть определенное «содержание», представленное лично-сти мозговым кодом типа X. Это «содержание», т.е. информация как таковая, может быть многократно перекодировано, представлено в других типах кодов, например посредством комплекса графических знаков, набора звуков и т.п., причем такого рода коды способны существовать вне и независимо от реальных личностей. В подобных случаях, однако, при сохранении «содержания» качество субъективной реальности начисто утрачивается.

Последнее обстоятельство важно подчеркнуть, ибо оно обязывает видеть качественное различие, например, между содержанием мысли и этим же содержанием как таковым (просто информацией). В книге, которую никто ни разу не прочел, может «находиться» содержание мысли того, кто ее написал. Но в такой кодовой форме это содержание не является идеальным. Качество субъективной реальности связано исключительно с определенным типом мозговых кодов. Идеальное характеризует именно живую мысль, а не отчужденное от личности содержание мысли, которое может быть представлено в самых разнообразных внеличностных, вне-мозговых кодах (предметных, знаково-символических и других, сущест-вующих независимо от человека).

Если говорить более точно, то идеальное непосредственно связано только с тремя видами кодов: мозговым, по преимуществу нейро-динамическим кодом, бихевиорально-экспрессивным (двигательные акты, внешние телесные изменения, в особенности выражения глаз, лица) и речевым. Причем только первый из них является фундаментальным. В свою очередь можно выделить три вида кодов внеличностного уровня: знаковый, предметный, «следовой» (например, отпечатки пальцев и т.п.). Последние «представляют» инфор-мацию в отчужденном от личности виде и не содержат в себе субъективной реальности как таковой.

С первым, главным вопросом связан ряд, если так можно выразиться, подвопросов, которые обычно служат предметом острых обсуждений. Попытаемся их рассмотреть.

1а. Где находится данное явление субъективной реальности? Можно ли его локализовать, прибегая к определенным пространственным характеристикам? И если нет, то почему?

Большинство авторов, обсуж-давших эти вопросы, решительно отрицают возможность простран-ственного описания явлений субъективной реальности. Они приводят доводы такого рода: мысль о расстоянии до Юпитера не имеет длины, любая мысль есть некоторое «содержание», а его описание не требует пространственных харак-теристик (длины, ширины, объема и т.п.), которые обязательны при описании явлений объективной реальности; бессмысленно наделять пространственными свойствами то, что именуется идеальным. При этом, однако, явно или неявно признается правомерность приложения к явлениям субъективной реальности категории времени; очевидно, что живая мысль есть «движущееся содержание», и это изменение происходит во времени. Но признание чего-либо в одном и том же отношении временным и непро-странственным содержит глубокое противоречие, ибо всякое изменение должно мыслиться как простран-ственное.

Вместе с тем стало обычным рассуждать о структуре индиви-дуального сознания, системе явлений субъективной реальности, той или иной их дискретизации, последовательности и упорядоченности. Несомненно, что тут понятия структуры, системы, упорядоченности и т.п. используются по аналогии с их пространственным значением, хотя мы и отдаем себе отчет в существенном своеобразии указанных понятий, если они употребляются для описания явлений субъективной реальности.

Общий ответ на вопрос состоит в следующем; данное явление субъективной реальности (скажем, А1 ) находится в своем коде ( Х1 ), который, как все явления объективной реальности, обладает определенными пространственными и временными свойствами (представляет собой пространственно организованную и локализованную подсистему мозговой деятельности, изменяющуюся во времени). Рассмотрим этот вопрос подробнее.

Особенности психической организации людей таковы, что они способны отображать временной параметр собственных явлений субъективной реальности (их «настоящее» и «прошлое») как смену одного «содержания» другим и длительность его актуализации в поле сознания. Это означает, что люди обладают способностью отображения временного параметра по крайней мере некоторых мозговых кодов типа X (т.е. периода их актуального существования, момента дезактуализации и преобразования одного в другой). Однако они не располагают способностью отображения простран-ственных параметров и субстратного состава указанных кодов – их локализации в качестве целостной системы и тем более каких-либо ее фрагментов, элементов, связей между ними и т.п. Заметим, кстати, что отображение временного параметра относится к целостному коду, а не к его динамическим составляющим. Объяснение этой особенности психической организации человека мы попытаемся дать ниже (см. ).

Сейчас отметим лишь то, что невозможность прямого пространст-венного описания явлений субъек-тивной реальности вытекает из самой природы кодовой зависимости, из характера связи информации и ее носителя (кода). Во-первых, в силу 1.4 пространственные свойства носителя одной и той же информации могут быть разными, что обусловливает в данном случае их неспецифичность. Во-вторых, несмотря на то что данная информация находится в однозначном соответствии с данным ее носителем, дискретизация этой информации (к примеру, чувственного образа), способ упорядоченности ее составляющих, с одной стороны, и дискретизация кода, способ упорядоченности его элементов, с другой, не находятся в отношении однозначного соответствия; мы имеем здесь разные способы упорядочен-ности, разные типы целостности. Поскольку информация всегда (в силу 1.1) есть отношение одного к другому, есть функциональная «представлен-ность» одного другим и поскольку ее «представитель» (код) может в принципе обладать самыми разнообразными пространственными свойствами, последние оказываются для «представления» данной информации несущественными (это очевидно на уровне развитых кодовых форм, таких, например, как знаковые системы).

Однако то, что «представляется» в коде, непременно обладает своими пространственными характеристиками (если оно есть явление объективной реальности [5]). Эти характеристики, значимые для данной самоорганизую-щейся системы, отображаются ею, как правило, вполне адекватно, т.е. хорошо «представлены» в соответствующем коде. Но они могут быть «представ-лены» в коде посредством самых разнообразных пространственных ха-рактеристик последнего. Точно так же обстоит дело с массой, энергией и другими физическими показателями того, что «представляется», и того, чем оно «представляется». Поэтому не только пространственные характери-стики, но также понятия массы и энергии оказываются неспецифичными для описания собственно информации как таковой, в том числе явлений субъективной реальности. Оно производится в терминах описания того, что «представляется», а не того, чем «представляется».

Некоторый инвариант информации о Бородинской битве может суще-ствовать в живой мысли данного человека или дезактуализовано – в его памяти, а также в книжных текстах, кинолентах, магнитофонных записях и т.д. Во всех этих случаях ссылка на пространственные, энергетические, массовые и вообще субстратные свойства кодового способа «представ-ленности» указанной информации не имеет значения для ее специфики.

И все же данная информация существует только в соответствующих кодах, а последние необходимо локализованы в пространстве. Поэтому вопрос: «Где существует информация?» является не столь уж бессмысленным. Он приобретает существенный смысл, когда возникает задача диагности-рования кодового объекта (т.е. объекта, несущего информацию, суть которого не в его природных, физических, субстратных свойствах, а в его функциональном значении, в том, что он «представляет») и когда возникает задача расшифровки кода, постижения воплощенной в нем информации. Этот код всегда находится в определенном «месте», хотя зачастую может быть легко транспортирован в другое «место». Тот же самый код может быть тиражирован и его единицы рассеяны по разным «местам»; наконец, он может быть преобразован в другие формы кодов, которые получат свое особое пространственное размещение.

Таким образом, одна и та же информация может существовать одновременно во многих «местах», и ее конкретное местоположение не затронет ее специфического «содержания». Для него это местоположение, как правило, безразлично. Но данная информация все же не существует везде, ее местоположение в целом ограничено пространственной сферой существо-вания жизни и общества. И если мы хотим получить эту информацию, «присвоить» ее (сделать ее прибежищем, местообитанием наш мозг), то мы должны найти хотя бы одно конкретное «место», где она действительно существует, – конкрет-ный кодовый объект (вещный, знаковый и т.п.) или конкретного человека, в мозговых кодах которого воплощена интересующая нас информация.

В связи с этим вопрос о «местонахождении» информации вооб-ще или информации определенного вида заслуживает подробного анализа. Мы ограничимся лишь констатацией того, что при решении вопроса о локализованности данной информации необходим конкретный подход и важно соблюдение меры в ее локализации. Речь идет о том, что для большинства теоретических целей «местоположе-ние» информации следует ограни-чивать ее кодом, а не той более широкой системой, элементом которой является этот код. В противном случае возникают либо тривиальные, либо неточные и даже неверные квалификации. Например, в качестве живой мысли (явления субъективной реальности) информация о Боро-динской битве существует только в человеческом мозгу, хотя она может существовать и вне мозга (в вещных и знаковых формах), но это будет уже не мысль, ибо в таком случае качество субъективной реальности аннулиру-ется.

Если вы скажете, что эта мысль существует в обществе, то такое утверждение окажется либо тривиальным, ибо человек не существует вне общества, а наше общество не существует вне Солнечной системы и т.п., либо не вполне точным, ибо может создать впечатление, что живая мысль способна существовать в обществе еще где-либо, кроме головы отдельного человека. Если чрезмерно расширять границы ее локализации, то можно получить утверждение, что Бородинская битва произошла в Солнечной системе [6].

1б. Как объяснить тот факт, что объективно существующий в мозгу человека нейродинамический код переживается им в качестве субъек-тивной реальности? Этот вопрос ставится особенно остро, когда рассматривается такой вид явлений субъективной реальности, как чувственный образ. Тогда обычно спрашивают: где именно и как существует в мозгу образ видимого сейчас дерева и как можно субъективно переживать образ дерева, если объективно его в мозгу нет. На поставленный в такой форме вопрос мы находим в литературе три типа ответов.

Отдельные авторы полагают, что образ дерева существует в виде копии в самом субстрате головного мозга и что, только допустив там наличие таких материальных копий (физиологиче-ских, химических и т.п.), можно объяснить факт психического переживания образа. Подобная точка зрения, разделяемая сейчас весьма немногими, резко противоречит современным научным представлениям о способах реализации мозгом сенсорных и перцептивных процессов (см. [194, 245 и др.]).

Некоторые философы и психологи, решительно отвергая первый ответ, считают, что вообще бессмысленно говорить о каких-либо материальных эквивалентах образа в мозгу, ибо все, что там происходит (физиологические, биохимические процессы, передача нервного импульса и т.д.), не может служить основанием для объяснения психического образа. Такое основание они видят лишь в предметных действиях и моторике рецептора, прежде всего в микродвижениях глаз, воспроизводящих контуры восприни-маемого предмета. Эта «антимозговая» точка зрения тоже игнорирует результаты нейрофизиологических исследований процессов чувственного отображения, замещая их планом изучения предметных действий. Как было показано нами (см. [75, с. 130—136]), сторонники этой точки зрения исходят из того, что для теоретического оправдания факта переживания психического образа должен быть обязательно найден его материальный дубликат (таковой они находят в комплексе микродвижений глаз). И тут нетрудно заметить, что они стоят в данном вопросе на общей со сторонниками первой точки зрения методологической платформе.

Наконец, некоторые авторы, признавая, что в мозгу нет никаких «рисунков» дерева, а есть только коды, которые выступают в роли нейро-динамических эквивалентов образа, вместе с тем убеждены, что для объяснения факта переживания образа необходимо приписать мозгу некую специальную операцию декодирования, посредством которой и осуществляется «перевод» кода в образ. Однако сторонники подобной точки зрения, постулируя особую операцию декодирования, не разъясняют, как оно может быть выполнено. Ведь декодирование (в силу 1.2 и 1.3) означает преобразование одного кода в другой, т.е. «неизвестного» кода в «известный» (для данной самоорганизующейся системы). Поскольку образ дерева есть информация, воплощенная в определенном мозговом коде, и поскольку информация не существует вне своего носителя, вне кодового воплощения, то сама по себе ссылка на операцию декодирования ничего не объясняет.

Мы решаем этот вопрос посредством различения двух кодовых форм: «естественных» и «чуждых» кодов. Различие между этими кодами очевидно и встречается повсеместно. «Естественный» код есть элемент самоорганизующейся системы. Вопло-щенная в таком коде информация дана этой системе непосредственно, т.е. «понятна» ей непосредственно. Здесь не требуется никакой операции декодирования. Частотно-импульсный код на выходе сетчатки глаза сразу же «понятен» тем мозговым структурам, которым он адресован. Значение слова «дерево» сразу понятно знающему русский язык читателю, ему не нужно специально анализировать физические и иные свойства этого кода.

Наоборот, «чуждый» для данной самоорганизующейся системы код несет информацию, которая недоступна ей непосредственно. Здесь требуется расшифровка кода, специальная операция декодирования. Но она не может означать ничего иного, чем перекодирование, перевод «чуждого» кода в «естественный». После того как найден и закреплен способ такого преобразования, «чуждый» код становится для самоорганизующейся системы «естественным», что знаменует акт ее развития. «Естественный» код как определенная упорядоченность его субстратных элементов, физических свойств и т.п. является для самоорганизующейся системы, если так можно выразиться, «прозрачным», как в том смысле, что составляющие его свойства, элементы не дифференцируются, выступают в качестве целостности, сразу «открыающей» воплощенную в нем информацию (например, хорошо известные слова родного языка), так и в том смысле, что кодовая организация может вообще не отображаться на психическом уровне (последнее важно подчеркнуть, учитывая то обстоятель-ство, что и «естественные» и «чуждые» коды могут быть «внешними» и «внутренними» для данной самоорганизующейся системы [74]).

Мозговые коды типа X являются «естественными» кодами. Воплощеная в них информация (А) дана социаль-ному индивиду непосредственно, в виде явлений его субъективной реальности (его чувственных образов, мыслей и т.п.). При этом «устройство» мозгового нейродинамического кода и вообще наличие этого кода мной совершенно не отображается. Когда человек размышляет о чем-либо, он оперирует информацией, данной ему в «чистом» виде, т.е. совершенно не ощущает собственных мозговых процессов. Такого рода данность информации в «чистом» виде и способность оперировать ею, как уже говорилось, представляют собой кардинальный факт нашей психической организации, что может служить для интерпретации категории идеального. Но этот кардинальный факт, обычно ни у кого не вызывающий сомнения, было бы весьма интересно осмыслить и объяснить.

1в. Как объяснить то, что в явлениях субъективной реальности социальному индивиду дана информа-ция об отображаемых в них объектах, а также информация о них самих (характерная для акта сознания рефлексивность, отображение ото-бражения), но полностью отсутст-вует отображение носителя этой информации (т.е. не содержится никакой информации о собственном мозговом коде)?

Ответ на этот вопрос может быть получен на основании 1.4. Если информация инвариантна по отношению к субстратно-энерге-тическим и пространственно-времен-ным свойствам своего носителя, т.е. одна и та же (для данной само-организующейся системы) информация может существовать в разных кодах, то это значит, что в подавляющем числе случаев отображение конкретных свойств носителя информации, которой располагает самоорганизующаяся си-стема, является для нее несущее-ственным. Для эффективного функцио-нирования и развития ей нужна именно информация как таковая (информация о внешних объектах и ситуациях, о наиболее вероятных изменениях среды и способах взаимодействия с нею, о собственных изменениях и состояниях и т.п.) и, как правило, не нужна информация о носителе этой информации. Даже у человека при реализации им почти всех его форм социальной жизнедеятельности не возникает потребности в информации о мозговом носителе той информации, которой он оперирует.

Поскольку одна и та же информация может выступать в разных кодовых воплощениях, поскольку поведенческий акт определяется имен-но семантическими и прагматическими параметрами информации, а не конкретными свойствами ее носителя, ибо они могут быть разными, постольку в ходе биологической эволюции и антропогенеза способность отображения носителя информации не развивалась, но зато усиленно развивалась способность получения самой информации, расширения ее диапазона, способность оперирования ею и использования ее в качестве фактора управления и саморазвития.

На этом пути в процессе антропогенеза и возникает сознание как новое качество (в сравнении с психикой животных). Оно возникает в результате развития способности оперирования информацией, достигающей уровня управления самим информационным процессом, а следовательно, неограниченной возможности (в исторической перспективе) расширения диапазона человеческой информации. Суть этого нового качества можно определить в данном контексте как такое оперирование информацией в целях освоения внешнего мира и освоения человеком самого себя, при котором неограниченно воспроизводится информация об информации (т.е. в привычных для философа терминах воспроизводится отображение отобра-жения). Это создает и развивает способность абстрактного мышления и духовного творчества, целеполагания и волеизъявления, личностное само-отображение и самосознание.

Лишь при таком типе опери-рования информацией возможна та неограниченная свобода движения в сфере субъективной реальности (в мечтах, размышлениях, упованиях, фантазиях, экзистенциальных рефле-ксиях и т.п.), которая составляет источник не только творчества высших ценностей, но и бесплодного блуждания в своем внутреннем мире, а также возможность юродства и безумия.

Разумеется, принцип инвариант-ности информации, о котором шла речь выше, хотя и обусловливает направленность развития самооргани-зующихся систем, вовсе не означает безразличия кодовой формы информации, а лишь подчеркивает, что она может быть разной. В ходе биологической эволюции и антропогенеза совершается отбор наиболее целесообразных кодов (экономичных в энергетическом отношении, лучше и проще организованных по тем или иным параметрам – пространственному, временному и т.д.).

В итоге некоторые коды оказываются стабильными для всей истории самоорганизующихся систем или для отдельных, весьма длительных ее периодов. К ним относятся, например, кодовая система ДНК, частотно-импульсный код, характери- зующий функционирование нервной системы животных и человека, определенный язык как относительно стабильный код для соответствующей общности людей. Но все это не означает, что указанные кодовые формы были предзаданы в качестве единственно возможных и что в будущем они никогда не изменятся. Теоретически допустимо возникно-вение таких кодовых новообразований, которые способны заменить ныне фундаментальные для биологической и социальной жизни кодовые формы или превратить их в частный случай. Развитие земных самоорганизующихся систем продолжается, и оно способно привести к новым качественным сдвигам в кодовой организации этих систем, а тем самым к качественно новым способам их жизнедеятельности. Это прежде всего относится к человеку и социальной самоорганизации.

До сих пор известны лишь два класса информационных процессов, которым присуще качество субъективной реальности, т.е. способность обладать информацией в «чистом» виде и оперировать ею, и которые исторически сложились под влиянием принципа инвариантности информации по отношению к свойствам ее носителя. Это прежде всего психические процессы у животных. Последние обладают по крайней мере чувственными образами и эмоциональными состояниями (а значит, информацией в «чистом» виде), способны оперировать чувственными образами. Скорее всего животные располагают и другими модальностями, в том числе и такими, которые не присущи человеческой субъективной реальности. Однако у них диапазон информации и возможности опери-рования ею в основном ограничиваются их генетической программой. У животных нет сколько-нибудь развитой способности производить информацию об информации и потому нет абстрактного мышления, нет амбивалентности побуждений и вообще амбивалентной структуры субъек-тивной реальности, обусловленной у человека постоянной рефлексией, двойным отображением любого «содержания» субъективной реаль-ности (сквозь призму модальностей «Я» и «не-Я»), у животных нет той специфичной для человека формы активности, которая именуется свободой воли. Второй класс информационных процессов связан с человеческой субъективной реаль-ностью, особенности которой отмечались.

Как уже говорилось в § 1 данной главы, допустимо предполагать возможность существования (или возникновения в будущем) иных типов субъективной реальности. Один из таких теоретически мыслимых вариантов может заключаться в том, что некоторый внеземной тип субъективной реальности способен предоставлять самоорганизующейся системе не только информацию об отображаемых объектах, в том числе информацию об информации, как это свойственно людям, но также информацию о внутреннем носителе информации (его кодовой организации, механизмах функционирования, обес-печивающих психическое переживание данной информации). Естественно думать, что такой тип субъективной реальности должен быть связан с иным типом социальной самоорганизации (по сравнению с земной цивилизацией), ибо способность непосредственного отображения внутреннего носителя информации означала бы качественно более высокую способность само-отображения и самоуправления социального индивида, т.е. его самосовершенствования (в плане преобразования ценностно-смысловой структуры субъективной реальности на основе качественно высшей творческой активности, направленной на созидание духовных, в том числе новых, экзистенциальных, ценностей).

Перейдем теперь к рассмотрению второго главного вопроса проблемы «сознание и мозг». В общем виде ответ на него можно сформулировать следующим образом: явления субъективной реальности управляют телесными изменениями (и вообще материальными процессами) именно в качестве информации, что вытекает из положений 1.6 и 1.4. Такое решение противостоит идеалистическим, дуалистическим и физикалистским интерпретациям проблемы идеального, в которых либо постулируется первичная духовная субстанция и все сущее объявляется ее инобытием, либо постулируются две субстанции (духовная и материальная) и способность их взаимодействия, либо, наконец, отрицается качественная специфика духовных явлений и последние рассматриваются как вид физических процессов.

Для более конкретного анализа указанного вопроса целесообразно разбить его на подвопросы.

II а. Как объяснить «механизм» идеального причинения? Каким образом явления субъективной реальности, которым нельзя приписывать физи-ческие свойства, способны выступать причиной телесных изменений?

Идеальное причинение (и то, что именуется «идеальной причиной» (см. [16, с. 78—79]) является видом информационного причинения («ин-формационной причины» (см. [213, с. 72]), которое качественно отличается по своему внутреннему «механизму» от физического причинения. Хотя информация необходимо воплощена в своем носителе, обладающем всегда теми или иными физическими свойствами, однако не эти его свойства определяют (когда речь идет об идеальном причинении) процесс и результат отдельных телесных изменений и их сложных комплексов, из которых «состоят» действия человека. Физические свойства носителя данной информации могут быть разными (в силу 1.4). А это значит, что детерминирующим фактором тут выступает именно информация как таковая (взятая в ее конкретных семантических и прагматических параметрах), а не физические свойства ее носителя, которые непременно входят в «механизм» причинения, но не определяют производимое следствие. Идеальное и вообще информационное причинение носит кодовый характер. Поэтому физическое «обеспечение» запуска и реализации сознательно полагаемого телесного изменения может варьировать чрезвычайно широко. А это, конечно, исключает физическое объяснение информа-ционной причинности.

Для того чтобы данная информация могла стать фактором идеального причинения, она должна прежде всего обрести форму «естественного» кода, т.е. мозгового кода типа X, вне которого немыслимо явление человеческой субъективной реальности. Идеальное причинение осуществляется цепью кодовых преобразований, определяемой содержательными, ценностными и оперативными характеристиками той информации, которая воплощена в мозговом коде типа X.

Если программируемым резуль-татом выступает здесь определенное телесное изменение, какое-либо сравнительно простое действие (скажем, я хочу взять лежащий передо мной на столе карандаш и беру его), то цепь кодовых преобразований построена, как правило, по иерархическому принципу и является хорошо отработанной в филогенезе и онтогенезе (имеется в виду последовательное и параллельное включение «нижестоящих» кодовых программ движения руки и сопутствующих ему других телесных изменений, а также кодовых программ энергетического обеспечения всего комплекса этих изменений). Мы не рассматриваем более сложные случаи идеального причинения, поскольку ограничились задачей объяснения его внутреннего «механизма» в общем виде. Однако на одном из таких более сложных случаев следует кратко остановиться. Речь идет об идеальном причинении в сфере самой субъективной реальности.

II б. Как объяснить «воздействие» одного явления субъективной реаль-ности на другое (когда одно из них вызывает направленное изменение другого, например одна мысль влечет другую и т.п.)? Правомерно ли говорить в таком случае об идеальном причинении?

То, что одна мысль способна вызывать, порождать другую, является повсеместным фактом нашего опыта. Однако научное описание этого процесса вызывает большие трудности из-за неразработанности методов дискретизации континуума субъек-тивной реальности, взятого в его актуальном плане, как движение его многомерного «содержания». Поэтому когда речь идет о «воздействии» одного явления субъективной реальности на другое или о порождении одного другим, то нужно выяснить, по каким признакам их можно различать. Эти вопросы уже обсуждались нами. В первом приближении допустимо принять, что явления субъективной реальности дискретизируемы во времени, если они могут быть различены хотя бы по одному из пяти предложенных нами аналитических параметров (см. гл. III , 3).

Приняв это основание различения, обозначим одно из двух явлений А1 , другое А2. Тогда если А1 вызывает А2, то это равносильно кодовому преобразованию Х1 в Х2. Это, как нам кажется, позволяет говорить о наличии здесь идеального причинения. Ведь внутренний «механизм» следования А2 из А1 принципиально не отличается от такового в тех случаях, когда явление субъективной реальности вызывает определенное телесное изменение.

В обоих случаях мы имеем кодовое преобразование, которое вызывается, как уже подчеркивалось, именно информацией. Различие здесь заключается прежде всего в следующем: в последнем случае наиболее вероятные способы и «пути» кодовых преобразований, «пути следования» заданы результатами биологической эволюции и морфофизиологическими новообра-зованиями антропогенеза. В первом случае они определяются усвоенными нормами культуры. Эти нормы (логические, моральные, художествен-ные и др.) задают наиболее вероятные схемы действий во внутреннем, идеальном плане, наиболее вероятные «пути» движения содержательных изменений в сфере субъективной реальности (следования от А1 к А2), т.е. кодовых преобразований типа X. Это особенно заметно на примере логических норм, которые довольно жестко ограничивают «пути» следования от А1 к А2 на дискурсивном уровне мыслительного процесса..

Однако кодовые преобразования типа X представляют эгоструктуру мозговой самоорганизации, ибо всякое отдельное явление субъективной реальности, вычленяемое нами тем или иным способом, принадлежит данному уникальному «Я» и несет на себе его печать. Оно есть момент целостной субъективной реальности, которая существует только в конкретной и неповторимой личностной форме (о чем подробнее говорилось ранее, см с. 55—61). А это значит, что направленность кодовых преобра-зований типа X обусловлена также и данной уникальной эгоструктурой, является в ряде отношений непредзаданной, зависит от личност-ных особенностей, в том числе от такого личностного параметра, как волеизъявление. И здесь возникает традиционный вопрос о свободе воли и о совместимости этого феномена с детерминированностью мозговых процессов. Последний составляет один из наиболее трудных пунктов проблемы идеального причинения.

II в. Как объяснить феномены свободной воли и активности выбора в плане информационного подхода к проблеме «сознание и мозг»?

Мы не будем вдаваться в анализ указанных феноменов, так как для наших целей достаточно признать, что в некоторых случаях человек осуществляет действия (в практическом или хотя бы в идеальном плане) по своей личной воле, по своему желанию и решению; что в некоторых ситуациях он совершает выбор по своему внутреннему побуждению. Эти действия, в том числе акт выбора (как действие в идеальном плане), не могут быть однозначно детерминированы внешними факторами и предполагают для своего объяснения неотчуждаемую от реального индивида способность ответственной деятельности и вместе с тем творческую способность.

Свобода выбора означает относительную автономность индии-вида, которая особенно отчетливо проявляется во внутреннем, идеальном плане. Вряд ли можно отрицать, что по крайней мере в некоторых случаях человек может управлять движением своей мысли, оперировать по своей воле теми или иными явлениями своей субъективной реальности (образами, интенциональными векторами), хотя в составе субъективной реальности есть такие классы явлений, которые либо вообще не подвластны произвольному оперированию, либо поддаются ему с большим трудом. Но признание способности «Я» оперировать хотя бы в некоторых случаях явлениями субъективной реальности, т.е. информацией в «чистом» виде, означает с позиций информационного подхода следующее.

1. Если я могу по своей воле оперировать явлениями А1, А2 и т.п., т.е. переводить А1 в А2 и т.д., то это равносильно тому, что я могу по своей воле оперировать их кодами Х1, Х2 и т.п., которые представляют собой определенным образом организованные мозговые нейродинамические системы. Следовательно, я могу, как бы это странно ни звучало, оперировать по своей воле некоторым классом своих мозговых нейродинамических систем, т.е. управлять ими [7]. Более того, это означает, что я могу не только оперировать некоторым наличным множеством собственных мозговых нейродинамических систем, активи-ровать и дезактивировать их определенную последовательность, но и формировать направленность кодовых преобразований (в тех или иных пределах) и, наконец, создавать новые кодовые паттерны типа X, небывалые разновидности мозговых нейродинамических систем.

Нельзя же отрицать, что человек своим творческим усилием продуцирует оригинальные мысли, уникальные художественные образы, глубочайшие поэтические откровения. Эти новообразования в сфере его субъективной реальности имеют свое необходимое кодовое воплощение в его мозговой нейродинамике. И трудно допустить, чтобы стойкое новообразование в субъективной реальности данной личности происходило бы без каких-либо новообразований в организации его мозгового кода. Но субъективная реальность по самой своей сущности есть непрерывная историческая цепь новообразований, творцом которой так или иначе выступает наше «Я».

2. Поскольку способность новообразований в сфере субъективной реальности равнозначна способности новообразований некоторого уровня мозговой нейродинамики (и вообще мозговой кодовой организации типа X, ибо последняя, видимо, не сводится только к нейродинамике), то это дает основание говорить о постоянной возможности расширения диапазона возможностей саморегуляции, самосовершенствования, творчества. И это относится, конечно, не только к духовному самосовершенствованию и управлению своими психическими процессами, но и к области управления телесными процессами, к психо-соматическим контурам саморе-гуляции. Принципиальную осущест-вимость выхода за привычные горизонты саморегуляции демон-стрирует нам медитативная практика йогов, опыт выдающихся личностей, достигших небывалых высот само-овладения своими функциональными потенциями (вспомним хотя бы поразительные способности «короля эскапистов» Гарри Гудини [199], не получившие, кстати, мало-мальски убедительного научного объяснения). Однако не вызывает сомнения, что когда человек, как говорят, силой воли замедляет ритм сердечной деятель-ности, снимает у себя острую боль и т.п., то это означает, что он по своей воле формирует такие паттерны мозговой нейродинамики, такую цепь кодовых преобразований, которые «пробивают» новый эффекторный путь и «захватывают» вегетативный и другие нижележащие уровни регуляции, обычно закрытые для произвольного, сознательного управ-ления.

3. Вместе с тем способность управлять собственной мозговой нейродинамикой может быть истолкована только в том смысле, что нейродинамические системы типа X, взятые в их актуальной взаимосвязи, являются самоуправляемыми, само-организующимися, образуют в системе человеческого индивида личностный уровень мозговой самоорганизации (уровень мозговой самоорганизующей-ся эгоструктуры, или эгосистемы). Другими словами, сознательное «Я» со всеми его гностическими, ценно-стными и волевыми особенностями представлено в функционировании мозговых нейродинамических систем типа Х как самоорганизующихся систем.

Следовательно, акт свободы воли (как в плане производимого выбора, так и в плане генерации внутреннего усилия для достижения цели) есть акт самодетермииации. Тем самым устраняется тезис о несовместимости понятий свободы воли и детерминации, но последнее должно браться в смысле не только внешней, но и внутренней детерминации, т.е. задаваемой программой самоорганизующейся системы. Такого рода информационное причинение как раз и выражает акт самодетерминации.

На этом пути информационный подход к проблеме «сознание и мозг» позволяет наметить перспективные направления исследования тех уровней мозговой организации, которые представляют нашу эгосистему – кодовое воплощение индивидуально- целостной субъективной реальности. Методологическим ключом здесь служит принцип самоорганизации, который достаточно апробирован развитием не только кибернетики, но и большого числа биологических и социальных дисциплин и который используется для реализации информационного подхода к проблеме «сознание и мозг». Этот принцип позволяет раскрыть функциональное единство самоотображения и самоуправления и придать достаточно конкретный смысл понятию самодетерминации. Это имеет большое значение для разработки проблемы идеального в ее естественнонаучных и общенаучных аспектах.

 

Оглавление

Предисловие ко второму изданию. Двадцать лет спустя

Введение (к первому изданию)

I. Общая характеристика проблемы идеального

1. Место категории идеального в системе философского знания

2. Материальное и идеальное. Исходное определение категории идеального

3. Единство гносеологического и онтологического аспектов категории идеального

4. О различиях в истолковании проблемы идеального в марксистской философской литературе

II. Психическое и идеальное

1. Отражение, психическое, сознание, идеальное

2. Психическое, логическое, идеальное. Несостоятельность радикального антипсихологизма

3. Субъективная реальность и речь

III. Структура субъективной реальности

1. Субъективная реальность как целостная, многомерная, динамическая, биполярная структура. Единство модальностей «Я» и «не-Я

2. Единство рефлексивного и арефлексивного, актуального и диспозиционального в структуре субъективной реальности. Отношение «Я» к самому себе

3. Аналитические структурные параметры субъективной реальности

IV. Естественнонаучные и общенаучные аспекты проблемы идеального

1. В чем состоит естественнонаучный аспект проблемы идеального? Типы субъективной реальности

2. Идеальное и информация

3. Перспективы интерпретации категории идеального с позиций информационного подхода к проблеме «сознание и мозг

V. Категория идеального и проблема общественного сознания

1. Теоретические трудности определения общественного сознания посредством категории идеального

2. Взаимосвязь индивидуального и общественного сознания. Индивидуальное сознание как источник новообразований в сфере общественного сознания

3. В каком смысле общественное сознание идеально?

4. Идеальное — Идея —Идеализация — Идеал

VI. Социальная диалектика идеального и материального

1. Взаимосвязь материальной и духовной деятельности. Деятельность и общение

2. Идеальное как выражение деятельной способности человека. Процессы опредмечивания-распредмечивания и структура деятельной способности

3. Категория идеального и «личностный план» общественного сознания и социальной деятельности

Литература


ПРИЛОЖЕНИЕ

Еще раз о проблеме идеального (в связи с книгой К. Любутина и Д. Пивоварова «Синтетическая теория идеального». Екатеринбург – Псков, 2000)

Вера и знание

1.    Локк, Юм, Кант о природе веры

2.    Ограниченность гносеологического подхода к пониманию веры. Четырехмерность ее содержания

3.    Веровательная модальность как свойство всякого знания

4.    Соотношение «знание – незнание» и феномен веры

Здоровье и болезнь: проблемы самопознания и самоорганизации (информационный подход)

Постмодернистская мода

Литература

 

 

 

Читать далее Глава 5

В начало       Оглавление

 

 

 

 

 



[1] Результаты этих работ широко обсуждаются в англоязычной философской литературе. См. перечень приводившихся нами ранее публикаций на эту тему [73, с. 94].

 

[2] Например, В. И. Толстых пишет: «Наследуя позицию, выдвинутую в свое время Декартом и картезианцами, современные «философы от естествознания» отстаивают ложную от начала до конца «психофизическую» проблему» [79, с. 37].

 

[3] Взятое в категориальном смысле понятие информации логически независимо от различных концепций количества информации (вероятностной, алгоритмической и др.) и соответственно от понятий количества информации, хотя последние не противоречат первому.

 

[4] Некоторые психологи, однако, усматривают в этом «кибернетический редукционизм». О. К. Тихомиров, например, считает понятие информации «в корне неадекватным» для описания психических явлений, поскольку оно выражает лишь то, что присуще «работе технического устройства». Это очень узкое истолкование понятия информации. О.К. Тихомиров расценивает использование понятия информации для описания бессознательно-психических процессов даже как отход от «диалектико- материалистической ориентации в психологии» (см. [209, с. 32—33 и др.]). Согласно О. К. Тихомирову, использование понятия информации (переработки информации) создает якобы чуть ли не главную «опасность» для развития психологии. Нам думается, что подобные страхи и опасения сильно преувеличены. Разумеется, в использовании понятия информации в психологии нужна мера. Однако стремление любой ценой отстоять стерильность классического языка психологии, сохранить во что бы то ни стало комфортабельность устоявшихся понятийных схем вряд ли способствует решению актуальных проблем психологической науки.

 

[5] Поскольку возможно ведь отображение, «представление» явлений и субъективной реальности.

 

[6] Это обстоятельство было, кстати, хорошо подмечено Гегелем, на которого любят ссылаться некоторые авторы, полагающие недопустимым локализацию мысли в пределах головного мозга. Гегель писал: «Но так как каждому, когда он думает о собственном месте наличного бытия духа, приходит на ум не спина, а только голова, то в исследовании знания, вроде данного, мы можем довольствоваться этим (для него не слишком плохим) основанием, чтобы это наличное бытие ограничить черепом. Если бы кому-нибудь пришла на ум и спина, — поскольку ведь иной раз и через нее знание и действование то вколачиваются, то выколачиваются, — то это ничуть не доказывало бы — потому что доказывало бы слишком много, — будто спинной мозг нужно сопричислить к местообитанию духа, а позвоночник — к соответствующему наличному бытию; ибо с таким же успехом можно припомнить, что бывали и другие излюбленные внешние пути подхода к деятельности духа, для того чтобы ее пробудить или обуздать» [53, с. 175].

 

[7] Этот вывод категорически отвергается известным физиологом П. В. Симоновым. Способность управления некоторым классом мозговых нейродинамических систем представляется ему, как он пишет, «совсем загадочной» [ 188, с. 239]. Но тогда надо опровергнуть либо тот факт, что каждый человек в ряде случаев способен управлять явлениями собственной субъективной реальности (движением мыслей, изменением поля восприятия и т.д.), либо то, что всякое явление субъективной реальности необходимо воплощено в своем мозговом нейродинамическом эквиваленте (коде). Поскольку П. В. Симонов не решается опровергнуть ни то, ни другое, более того, судя по тексту его статьи, фактически признает и то, и другое, основания, в силу которых он отвергает наш вывод, являются «совсем загадочными». Видимо, они связаны с общей методологической установкой автора, согласно которой содержание понятий активности, самодетерминации и саморегуляции допустимо сводить к понятиям внешней детерминации и внешней регуляции [188, с. 239]. .